ГЛАВА 12 ПРОФЕССИИ АТОМНОЙ ОТРАСЛИ

Как лучше рассказать о ремесле атомщика? Наверное, было бы неправильно включать в научно-популярное издание требования профессиональных стандартов. Их, в конце концов, можно найти в интернете. Поэтому ниже приведен ряд эссе, что называется, «на тему»: нестрогих, местами даже романтических описаний не столько самих профессий, сколько «ареалов» деятельности, да и то не всех. Хотелось бы надеяться, что на этой основе будет не так уж сложно составить общее впечатление о предмете; а за частностями – лучше обратиться на соответствующие предприятия атомной отрасли (см. рисунок в конце этой главы).

Производство и переработка топлива

Уран, который используется для производства ядерного горючего, берется не из воздуха. В принципе, этот металл присутствует в морской воде, вот только извлекать его оттуда слишком сложно и дорого – уровень существующих технологий пока не позволяет добывать из океана уран в достаточных количествах.
Вообще же, урановые руды относятся к полезным ископаемым, содержащимся в земной коре. Причем раньше в нашей стране были легкодоступные залежи, позволяющие вести добычу открытым способом, вот только к настоящему времени такие месторождения давно исчерпаны. От них остались лишь карьеры – вырытые в земле огромные чаши со ступенчатыми склонами – да отвалы пустой породы. И сейчас добывать уран стало гораздо сложнее: теперь за этим элементом приходится «нырять» в глубины недр. Само собой, без шахтеров в этом деле не обойтись.
У кого-то при слове «шахтер» в уме возникает образ из кинохроники: суровый мужик в каске с фонариком, с отбойным молотком в руках, с ног до головы покрытый густой пылью, на фоне которой резко выделяются белки глаз. Но внешний вид сегодняшних профессионалов, работающих в урановых рудниках, сильно отличается от такого «стандартного» типажа. С одной стороны, шахтера по-прежнему не спутаешь с офисным сотрудником: и каска, и фонарик все еще являются обязательными компонентами экипировки, однако спецодежда вполне себе чистая и аккуратная. Кроме того, в комплект входят маска, прибор с запасом кислорода на час (самоспасатель) и, разумеется, дозиметр. На ногах – резиновые сапоги.
На рабочее место шахтера доставляет лифт, который профессионалы именуют клетью. Спускаясь вниз вдоль шахтного ствола, клеть проходит так называемые горизонты – «этажи» рудника; каждый горизонт представляет собой сеть горных выработок, следующих за урановой жилой. Тут становится ясно, зачем нужны резиновые сапоги: рабочим то и дело приходится шлепать по лужам, образованным подземными водами. Галерея, похожая на тоннель метро, приводит к добываемой горной породе, и надо сказать, что для несведущего человека урановая руда выглядит как обычные камни – по виду и не скажешь, что именно в них содержится «элемент будущего».
Отбойные молотки нынче не в ходу: добыча руды давно осуществляется с помощью… взрывов. Буровая установка высверливает в породе глубокие узкие отверстия – шпуры, в которые заталкивают взрывчатку. Мастер взрывает руду с безопасного расстояния, и через несколько часов, когда пыль осядет, специальный погрузчик собирает ковшом разбитую взрывом породу и высыпает ее в вагонетки, везущие камни к лифту.
Очень важным моментом для уранового рудника является вентиляция. На заре советской атомной промышленности этому вопросу не уделяли должного внимания, и поэтому многие работники первых предприятий по добыче урана имели серьезные проблемы со здоровьем: вдыхание радиоактивного газа – радона – вместе с урановой пылью приводило к весьма неприятным последствиям. Поняв, в чем дело, в шахтах наладили хорошую продувку, и с тех пор непременным атрибутом рудников стали мощные вентиляционные установки. Они «ответственны» за легкий сквозняк в галереях и поддержание комфортной температуры воздуха, близкой к комнатной. Вентиляция позволила снизить радиационные риски до приемлемых уровней, и в наши дни заболеваемость и смертность рабочих урановых шахт не выше, чем на других горнодобывающих предприятиях.
В завершение темы можно отметить, что в последние годы расширяется использование более прогрессивного и экологически безопасного способа добычи урана по технологии подземного выщелачивания (см. главу 3). Но это не означает, что шахтеры Росатома автоматически превращаются в безработных: специалисты могут быть переброшены на добычу других полезных ископаемых. Опыт, профессионализм и высокая культура безопасности «атомных» горняков позволят им освоиться практически на любой площадке.

Добыча урана

В третьей главе уже упоминалось, что извлечение урана из недр – это только начало топливного цикла: перед загрузкой в реактор он должен пройти через целый ряд операций. Поэтому «атомные» горняки передают добытый ресурс в надежные, аккуратные руки специалистов по ядерному топливу – представителей самых разных профессий.
Во-первых, здесь, как нигде, в почете химики-технологи, и это не случайно: весь путь урана до и после реактора неразрывно связан с химией. Очистка, получение гексафторида, а затем и диоксида урана, переработка отработавшего ядерного топлива –это превращения, реализуемые в довольно сложных аппаратах. По трубопроводам текут агрессивные растворы и газы, процессы зачастую протекают при высоких температурах, да и о возможности возникновения цепной реакции нельзя забывать ни на секунду. Поэтому от специалиста-химика требуется не только хорошее знание вверенного ему технологического процесса, но и учет «атомной» специфики.
Понятно, что управление таким производством – дело повышенной сложности. Море разнообразных датчиков, пристально следящих за емкостями, аппаратами и потоками, куча исполнительных механизмов – все это требует особой четкости и быстроты реакции. Массивы ежеминутно поступающих данных на современных производствах таковы, что никакой человек, даже самый умный, с их анализом не справится. Ему нужна подмога – автоматизированная система управления технологическим процессом (АСУ ТП). По понятным причинам автоматика на атомных производствах всегда была задействована по полной, а к сегодняшнему дню глубокая компьютеризация уже в порядке вещей. Кибернетика вступила в свои права и резко повысила эффективность предприятий. Не секрет, что длительное наблюдение за каким-либо объектом позволяет выявить его положительные и отрицательные стороны, чтобы затем усилить первые и ослабить последние. Компьютерный анализ информационных потоков с контрольных устройств позволяет атомщикам наладить технологические процессы наилучшим образом, достичь максимальной эффективности. Вот почему Росатом приветствует на своих предприятиях инженеров-кибернетиков и специалистов сходных профилей.
Один из главнейших процессов топливного цикла – обогащение урана, осуществляемое на газовых центрифугах. Это уникальные устройства, требующие особой, буквально ювелирной точности при изготовлении, – ведь ротор центрифуги вращается с безумной скоростью. Один незаметный глазу дефект может вызвать поломку оборудования и, соответственно, снизить производительность, нанести урон предприятию. С этой точки зрения очень приятно осознавать, что российские центрифуги – лучшие в мире; собственно, поэтому мы и лидируем на глобальном рынке услуг по обогащению урана. Честь и хвала инженерам, материаловедам и конструкторам, создавшим столь совершенные устройства! Не меньшее восхищение можно испытать, побывав в цехах, где их изготавливают, и увидев, как на станках с числовым программным управлением (ЧПУ) сложнейшие детали ловко вырезают… женщины!
Много представительниц прекрасного пола трудится и на заводах, где фабрикуют ядерное топливо. К качеству изготовления таблеток диоксида урана и циркониевых трубок, монтажа твэлов в тепловыделяющую сборку и выполнения иных операций здесь предъявляют самые строгие требования; и кто, как не женщины с их внимательностью и усидчивостью, способен проконтролировать выполнение строгих стандартов наилучшим образом. Опять же есть работа для химиков-аналитиков, – впрочем, как и везде, – потому что природный и обогащенный уран, а также таблетки диоксида урана исследуют на десятки примесей.
Переработка отработавшего ядерного топлива – еще один сложнейший химический процесс, совершаемый над жидкостями с огромным содержанием радиоактивных веществ. Радиационная опасность определяет стопроцентную автоматизацию, использование манипуляторов и роботов, постоянный контроль при помощи быстродействующих датчиков.
Последнее несколько смущает, не правда ли? Но стоит побывать на любом из таких производств, чтобы убедиться в приоритете безопасности для сотрудников Росатома. К слову, чистота помещений и аккуратность работников являются приятным бонусом, способствующим формированию ощущения надежности, понимания того, что здесь и в самом деле все под контролем.

Атомное машиностроение

Основным узлом ядерного энергоблока является реактор: в нем находится активная зона с урановым топливом, в котором, собственно, и протекает цепная реакция деления. Как известно, в ближайшем будущем российская атомная энергетика будет опираться главным образом на водо-водяные реакторы типа ВВЭР. Об устройстве и принципе работы подобных котлов достаточно подробно рассказывалось в пятой главе, так почему бы теперь не совершить краткую экскурсию на предприятие, где делают реакторы, и не познакомиться поближе с работой атомной кузницы? Кстати, в данном случае это вовсе не метафора: речь идет о производстве, где в прямом смысле слова куют металл.
Вот только масштабы росатомовских «кузниц» поражают воображение: корпуса ВВЭР и их «внутренности» изготавливают в огромных помещениях, куда, кажется, без проблем влезет парочка дирижаблей. С чего начинается процесс производства реактора? С получения гигантского стального слитка: металлический лом нагревается мощнейшей электрической дугой до температуры плавления, полученный расплав сливается в изложницу – очень большую чашу, напоминающую граненый стакан, – где и застывает. Затем машина, похожая на нож, нарезает полученный слиток на куски. Ну как куски – вес каждой «плюшки» превышает сотню тонн!
Итак, заготовки получены, что же дальше? Далее в кузнечно-прессовальном цеху заготовки нагревают и выдавливают из них сердцевину. За этим этапом следует очень непростая и длительная процедура: гидравлические клещи помещают заготовку под гигантский пресс, который, по сути, работает кузнечным молотом. Огромная раскаленная деталь медленно проворачивается, подставляя под пресс грань за гранью, и постепенно заготовка приобретает форму кольца. Очень неплохое получается «колечко»: при толщине стенки около двадцати сантиметров диаметр детали превышает четыре с половиной метра. Кстати, на профессиональном языке такое кольцо называется обечайкой.
Откованные обечайки отправляются на карусельные станки, которые вращают детали, удаляя лишнюю толщину. «Катание на карусели» продолжается несколько недель. В течение этого времени с колец срезаются тонны стружки, причем точность требуется миллиметровая! Еще одна нужная процедура – наплавка: внутреннюю сторону колец покрывают сплошным слоем нержавейки, которая защитит сталь корпуса от коррозионного воздействия теплоносителя.
Наконец наступает время отправки обечаек в сварочно-сборочный цех. Да-да, именно так и делают корпус «вэ-вэ-эра»: берут шесть колец и сваривают друг с другом, а затем к низу приваривают эллиптическое днище. Впрочем, это только на словах легко и просто, на деле же речь идет об ответственейшей операции. Применяется сложная технология, рецепт которой никто не напишет на листочке, – как говорится, секрет фирмы. Известно, что любой сварной шов – слабое место аппарата, а в случае с реактором требуется равномерно «проварить» сталь на глубину до двадцати сантиметров, не оставив даже мельчайших трещин. Поэтому нет ничего удивительного в том, что самая высокая зарплата на производстве именно у сварщиков.
А потом корпус реактора снова отправляется в печку: для того чтобы снять внутренние напряжения в швах, конструкцию несколько раз нагревают и охлаждают. Но на этом работа не заканчивается. В пустой котел устанавливают внутренние элементы –многотонные детали из нержавеющей стали, которые изготавливают параллельно с корпусом реактора. Их называют внутрикорпусными устройствами. Такая контрольная сборка позволяет убедиться, что все элементы подогнаны как следует.
Помимо этого необходима тщательная проверка металла на отсутствие дефектов. Здесь на помощь приходят рентгеновское и гамма-излучение, ультразвук и другие методы, позволяющие просканировать толстые металлические стенки и убедиться в отсутствии неоднородностей, трещин, пор и пережогов. Производство завершается гидравлическими испытаниями: готовый корпус, заполненный водой, должен выдержать давление до двух с половиной сотен (!) атмосфер. В итоге полный цикл изготовления «вэ-вэ-эра», начиная с выплавки металла и заканчивая вывозом новенького, покрытого свежей краской корпуса за ворота цеха, занимает целых три года! К слову, на многочисленные проверочные мероприятия уходит едва ли не треть всего времени. Это и неудивительно, ведь машиностроители должны гарантировать идеальное соответствие всех параметров установленным значениям.
Впрочем, не то что слова, а даже профессиональные фото и видео не способны передать размах происходящего. Чтобы в полной мере прочувствовать масштабы, получить реальное представление об огромных силах и энергиях, задействованных в процессе, необходимо все увидеть своими глазами. Некоторых людей столь огромная рукотворная мощь подавляет. «Это ужасно!» – говорят они, а производство реактора сравнивают с рождением монстра. Однако большинство оценок все же положительные, с палитрой от сдержанных до откровенно восторженных. Но, несмотря на полярность испытываемых впечатлений, одно можно сказать с уверенностью: непосредственный, «живой» контакт с подобным производством никого не оставит равнодушным.

Управление АЭС

Кто на АЭС главный? Вроде бы, глупый вопрос. У каждой атомной станции имеется директор, а у любого директора, в свою очередь, есть правая рука – главный инженер. Казалось бы, все ясно. Но если спуститься с административного уровня ниже, к людям, которые непосредственно «вертят ручки приборов», то ответ на вопрос будет однозначным: главные сотрудники атомной станции – это операторы, трудящиеся на блочном щите управления (БЩУ). Так называют помещение, куда, образно говоря, сходятся все провода. Это зал с пультами, которые отображают информацию о состоянии энергоблока и позволяют управлять ядерной установкой в целом и ее компонентами в отдельности.
Это «капитанским мостик» АЭС. Людей, которые «рулят» энергоблоком, называют технической элитой, мозгом атомной станции – и недаром. У посетителя, зашедшего в зал БЩУ, начинает рябить в глазах от многочисленных кнопок, регуляторов, индикаторов, дисплеев, световых табло, мнемосхем; по сложности это хозяйство соперничает с кабиной пилота.
Сказать, что работа оператора АЭС подразумевает очень большую ответственность, это все равно, что заявить: «Волга впадает в Каспийское море». Заступив на пост, оператор неотрывно следит за своими приборами, – следовательно, от него требуется умение фокусировать внимание в течение всей смены, чтобы не проморгать критический момент. В свое время операторам на Ленинградской АЭС даже поставили круглые стулья-сидушки без спинки, чтобы сотрудники не расслаблялись на рабочем месте. (Впрочем, впоследствии персонал БЩУ пересадили в более комфортные кресла).
За главный пульт энергоблока в нашей стране допускаются специалисты с высшим техническим образованием, и то не сразу. Вначале сотрудник должен проработать в одном из подразделений АЭС пару-тройку лет, а зачастую и больше. Это необходимо для того, чтобы человек как следует прочувствовал «железо», лучше понял систему, которой будет управлять в дальнейшем. В течение этого предварительного этапа к претенденту присматриваются, оценивают: потянет или не потянет.
Избранных сотрудников, получивших необходимый опыт, направляют в учебно-тренировочный центр, в котором блочный щит управления воссоздан до последних мелочей. Здесь, за модельным пультом, «ученики» отрабатывают всевозможные ситуации, которые могут возникнуть при работе реальной установки – все, от штатных до самых невероятных. Курсы продолжаются несколько месяцев, и по их завершении сдается сложный экзамен. Затем свежеиспеченные операторы усаживаются за пульт уже на действующем энергоблоке, но и тут молодые специалисты некоторое время работают под наблюдением старших опытных сотрудников. Лишь после этого новеньких отпускают в «самостоятельный полет».
В общем, процесс непростой, но иначе нельзя. Оператору мало знать все свои кнопки и схемы: он должен моментально воспринимать поступающие сигналы и мгновенно на них реагировать. А ведь даже на старых АЭС приборы блочного щита регулярно модернизируются в соответствии с возрастающими техническими требованиями, появляются новые аппараты и вычислительные системы. Объем информации, стекающейся на пульты, за последний период времени увеличился в десятки раз. В соответствии с этим должен расти и уровень квалификации сотрудников, так что кого попало за «штурвал» ядерной установки не поставят.
Напоследок хотелось бы отметить, что все вышесказанное относится не только к крупным энергетическим котлам, но и к управлению любым реактором: хоть лодочным, хоть ледокольным, хоть исследовательским.

Проектирование объектов использования атомной энергии

Есть вопросы, которыми никто особо не задается. К примеру, кому нужно знать, сколько деталей в автомобиле? (Несколько десятков тысяч, если интересно). Понятно, что в современном ядерном энергоблоке никак не меньше компонентов, и каждый из них надо разработать, изготовить, а затем соединить в завершенную конструкцию. Поэтому строительству и эксплуатации любого серьезного объекта, будь то автомобиль или ядерная установка, предшествует длительный и ответственный этап – проектирование.
Само по себе проектирование – занятие многозадачное. Ясно, что проект АЭС должен включать в себя непомерное количество всевозможных чертежей, но если бы дело ограничивалось одним лишь «рисованием»! Нет, все гораздо сложнее: специалисты должны собрать огромный объем сопутствующей информации, учитывающей буквально все, вплоть до марки краски, в которую будет окрашено оборудование. Однако визуализация технологических схем, зданий и сооружений всегда была одной из основных задач проектирования; поэтому естественно, что в любой проектной организации чертежники и конструкторы относятся к категории ключевых сотрудников.
В не столь уж отдаленном прошлом рабочий участок специалиста данного профиля имел свои собственные, индивидуальные черты, позволяющие безошибочно определить: здесь трудится чертежник. Основным элементом обстановки был кульман – установленная под углом широкая доска, на которой закрепляется широкоформатный лист бумаги. Да и инструменты были соответствующие: в «набор рисования для взрослых» входили карандаши, линейки, угольники, рейсфедеры, циркули, транспортиры…
Однако сейчас оборот речи «проект существует только на бумаге» является, в некотором смысле, пережитком прошлого. В настоящее время практически вся чертежная работа выполняется с помощью электроники. Следовательно, нынешнему специалисту вместо карандашей требуется производительный компьютер с необходимым программным обеспечением и большой монитор с хорошим разрешением экрана. Вдобавок понадобятся специальные принтеры для распечатки чертежей на широком формате – графопостроители, более известные как плоттеры.
Использование профессиональных программных продуктов (АвтоКАДа и прочих подобных средств) значительно расширяет границы: в частности, появляется возможность создания 3D-моделей, которые воспринимаются глазом гораздо легче по сравнению с традиционными «плоскими» чертежами. Трехмерную картинку можно как угодно вращать, рассматривая со всех сторон, и «резать» в любых направлениях. Программа моментально покажет требуемый разрез, хотя раньше пришлось бы делать отдельный чертеж! Или, к примеру, нужно быстро получить сведения об одном из аппаратов: для этого инженеру достаточно просто навести указатель на нужный узел и кликнуть мышью. Система тут же выведет все необходимые данные: материал, из которого изготовлено оборудование, предприятие-изготовитель, – и даже сообщит срок поставки и монтажа.
Думается, нет нужды объяснять, что в атомной отрасли ошибка конструктора может иметь более серьезные последствия, чем сбой в работе сайта или «баг» в видеоигре. Стороннему человеку может показаться, что кабинет сегодняшнего проектировщика сильно смахивает на рабочее место типичного представителя «офисного планктона». Однако в данном случае схожесть носит, по большому счету, внешний характер: уровень ответственности специалиста-атомщика неизмеримо выше по сравнению, например, с программистом, который создает игры.

Переработка РАО

На всех стадиях ядерного топливного цикла атомщики производят отходы, и не обычные, а радиоактивные (сокращенно – РАО). Но РАО – весьма растяжимое понятие в том смысле, что разные категории радиоактивных отходов сильно отличаются по степени опасности. В частности, хвосты, образующиеся на стадии добычи и переработки урановой руды, не требуют каких-то особо серьезных действий. Но это и логично, ведь здесь речь идет о материалах, которые изначально «принадлежали» Природе и были у нее «отняты».
Другое дело, если речь идет о техногенных РАО: к ним отношение куда более внимательное. Радиоактивные вещества, которые человек наплодил в процессе своей деятельности, подлежат строгому учету и контролю. Отслужившие свой срок радиоактивные материалы и изделия собирают в бочки, контейнеры и емкости и вывозят на специальные предприятия, где знают, как с ними обращаться. Наверное, будет любопытно заглянуть туда хотя бы одним глазком…
Естественно, что на въезде-выезде организован строгий пропускной контроль – как, впрочем, и на других режимных объектах, где имеют дело с радиоактивными веществами. На территории размещаются не только перерабатывающие мощности, но и хранилища РАО, поэтому подобные предприятия занимает немаленькую площадь (которая, впрочем, намного меньше в сравнении с городской свалкой крупного мегаполиса).
Отходы, доставленные на площадку специальным автотранспортом, встречают дозиметристы. Их задача – выполнить сортировку по уровню радиоактивности. И это весьма ответственный момент, поскольку порядок работы с отходами определяется видом и количеством содержащихся в них радиоактивных веществ. К примеру, на некоторых доступных в Интернете видеозаписях видно, как рабочие самолично ворочают битком набитые мешки со значком радиационной опасности. Кошмар? Ни в коем случае! Если сотрудники оперируют руками в перчатках, значит, это действительно допустимо. Подобный вариант приемлем для отходов с низким уровнем активности, которые не представляют серьезной угрозы. Конечно, от некоторых материалов так «фонит», что к ним даже близко не подойти, но для перемещения подобных категорий отходов существуют дистанционные средства.
Участок переработки, на который отправляются те или иные отходы, зависит от вида материала. Например, металлы везут в цех, где их «отмывают» в специальных ваннах, халаты и прочую спецодежду ждет печь, негорючий «мусор» пошлют на установку для цементирования.
В производственных помещениях все достаточно просто и строго, по-спартански: здесь редко попадаются технические средства, поражающие размером, мощью или дизайном. И вообще, внешние эффекты тут на последнем месте, но при этом в цехах весьма опрятно и чисто. Причем поддержание чистоты является в данном случае столь же важным элементом, как для фермера – борьба с грызунами. Ведь радиоактивные вещества могут переноситься с грязью и пылью, поэтому такие «стандартные» загрязнения требуется устранять всеми способами: используются даже специальные покрытия, сорбирующие частицы пыли из воздуха. Естественно, что значки, предупреждающие о радиационной опасности, здесь на каждом шагу, а некоторые участки отгорожены тяжелыми экранами, поглощающими радиацию.
Сотрудники облачены во вполне обычную спецодежду. В ряде случаев рабочим приходится надевать бахилы, фартуки и нарукавники из толстого полимерного материала. Но для защиты от радиации не требуется ничего похожего на средневековый доспех. (Широко известные свинцовые трусы существуют исключительно в виде шуток и анекдотов). А работа с самой суровой «грязью», как было сказано выше, осуществляется дистанционными способами. Кондиционированные радиоактивные материалы размещаются в тяжелых бетонных контейнерах или стальных бочках, которые специальный погрузчик отвозит в соответствующее хранилище. Кстати, занятный момент: за рубежом почему-то предпочитают бочки желтого цвета, в то время как у нас более распространен синий окрас.
Поскольку ничего особо впечатляющего в тех краях не наснимаешь, на площадке предприятий, которые занимаются кондиционированием отходов, редко встретишь журналистов с камерами – это не парадный фасад Росатома. В то же время необходимость выполняемой здесь работы не подлежит сомнению: право на развитие любой, даже самой важной сферы оказывается под большим вопросом в том случае, если отрасль не знает, что делать с собственным «мусором».

Научные исследования

Говорят, что для развития отечественной промышленности необходимо уделять внимание научной составляющей. Но наука – понятие весьма размытое. Оно включает, в частности, фундаментальные исследования, основной задачей которых является углубление знаний о законах природы. На этот «фундамент» опираются уже прикладные разработки, которые в большей степени привязаны к реальной жизни.
Понятно, что атомщикам приходится решать множество прикладных научных задач различной степени сложности. Позволит ли новый реагент более эффективно выделять уран из руды? Не подвергнется ли модифицированный сплав слишком сильной коррозии? Достаточно ли непроницаема глинистая порода, в которой собираются захоранивать радиоактивные отходы? Насколько хорошо инновационный сорбент очистит водный поток от радиоактивных загрязнений? Как обращаться с отработавшим натриевым теплоносителем быстрых реакторов? Конечно, это лишь малая доля огромного количества вопросов, на которые требуется получить ответы, – даже не верхушка айсберга, а несколько льдинок с верхушки. Упомянутыми и многими другими задачами занимаются в лабораториях НИИ и вузов соответствующего профиля.
Что видит человек, попавший в одну из подобных лабораторий? Это определяется уровнем знаний. На взгляд «случайного» посетителя, лаборатория – это помещение, где все столы и полки заставлены различными емкостями с неизвестным содержимым. Повсюду предметы непонятного назначения: там прибор, тут прибор, некоторые из них мигают светодиодами и выводят на табло какие-то цифры. А уж загадочные конструкции, связанные бесчисленными трубочками, и вовсе завораживают: что, куда, откуда и зачем течет – не понятно ни разу.
Глаз специалиста, конечно, увидит больше: радиометры и спектрометры, фотометры и анализаторы, установки для сорбции и экстракции, наборы стандартных растворов и проб.
Разумеется, кое в чем «атомная» лаборатория отличается от обычной. В частности, ее входная дверь отмечена всем известным значком, предупреждающим о радиационной опасности. Внутри аналогичные значки расставлены по столам, где работают с радиоактивными материалами, и наклеены на сейфы, где они хранятся. А как же иначе? Ведь известно, что радиация не имеет ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Ее нельзя почувствовать; лишь при больших дозах организм может ощутить последствия – и то не сразу. Поэтому каждый человек, зашедший внутрь, должен четко знать, где в помещении находятся источники излучения. Конечно же, в лаборатории есть и соответствующее оборудование, предназначенное как для работы с образцами, так и для личного контроля: должна быть уверенность в том, что сотрудник не вынесет наружу загрязнение на руках или спецодежде.
Для лаборатории, в которой идет интенсивная работа, характерна атмосфера легкого беспорядка. Естественно, подобное положение дел смущает проверяющих, которые придерживаются армейского принципа: что не лежит параллельно или перпендикулярно, то не лежит, а валяется!
Узнав об очередной проверке, научные сотрудники с тяжкими вздохами начинают наводить марафет. Но, с другой стороны, понимающий гость, попавший в «чересчур» аккуратную лабораторию с чистенькой, как по линеечке расставленной посудой, может приподнять бровь, выражая таким образом скептицизм: люди здесь, вообще, дело делают или только столы полируют?
Насколько велика роль профессионалов, занимающихся наукой? Ответ однозначен: без их участия совершенно немыслимо развитие атомной техники. Целая организация или ее отдел может строиться вокруг масштабного исследовательского инструмента – реактора, ускорителя или какой-нибудь иной дорогостоящей установки. Кажется, что именно в них «вся соль»; но в реальности наука и технологии вряд ли продвинутся вперед, если в лабораториях не останется специалистов высокого класса, увлеченных своей работой.
Впрочем, последнее определение можно смело отнести к большинству сотрудников Росатома.

Возможно, кому-то из добравшихся до этих строк еще только предстоит учиться в «ядерных» вузах, принимать непосредственное участие в реализации масштабных программ развития отрасли, делать новые открытия и создавать прорывные технологии. Но, с другой стороны, даже простое знакомство с обширным арсеналом способов безопасного использования атомной энергии может оказаться полезным читателю, интересующемуся достижениями современной науки и техники. В любом случае хочется надеяться, что эта энциклопедия даст повод для гордости за одну из немногих высокотехнологичных отраслей российской экономики, которой удается прочно удерживать лидерские позиции на мировых рынках.

Структура Росатома